Существует немало работ, посвященных эвфемизмам или каким- то образом затрагивающих эту проблему. Эвфемия представляет собой комплексный лингвистический, социальный и когнитивный феномен, и ее рассматривают не только в лексико-морфологическом плане, но также в семантическом и особенно в прагматическом аспектах. Процессы эвфемизации изучаются в лексикологии, социолингвистике, прагмалингвистике. Поскольку слово – единица, характеризующаяся соотнесенностью формы и содержания, проблема слова как единицы языка рассматривается в трех аспектах: структурном (выделение слова, его строение), семантическом (лексическое значение слова) и функциональном (роль слова в структуре языка и речи) [1. С.259, 590]. Прагматика изучает отношения между языком и говорящим и, в частности, причины, по которым автор высказывания выбирает то или иное языковое средство. В область изучения социолингвистики входит такой важный аспект в изучении эвфемии, как стилевые различия речи говорящих. В настоящее время актуальным становится также освещение проблем эвфемии с позиций когнитивного подхода.
Однако, несмотря на достаточно обширное число работ, рассматривающих явление эвфемии, в научной литературе отсутствует единое понимание этого явления. Сопоставляя работы различных авторов, приходится констатировать отсутствие единой дефиниции эвфемизма. Во многих работах даются определения эвфемизмов, которые чаще всего апеллируют к их основным признакам – нейтральности и способности заменять стигматизированную лексику, то есть лексику, вызывающую негативные эмоции: стыд, отвращение, страх и т.д. Однако при этом доминирует либо слишком широкое, либо слишком узкое понимание эвфемии, не способствующее ее адекватному описанию.
Большой Энциклопедический Словарь «Языкознание» под редакцией В.Н.Ярцевой приводит следующее определение эвфемизма: «эмоционально нейтральные слова или выражения, употребляемые вместо синонимичных им слов или выражений, представляющихся говорящему неприличными, грубыми или нетактичными. <…> Ими заменяются также табуированные названия <…>, архаичные и новые. Под эвфемизмами понимаются также окказиональные индивидуально-контекстные замены одних слов другими с целью искажения или маскировки подлинной сущности обозначаемого» [1. С.590]. Множество примеров позволяют нам поставить под сомнение эмоциональную и стилистическую нейтральность части эвфемизмов (например, shuffle off this mortal coil, nymph, блаженный, зелье). Существуют примеры, свидетельствующие, что эвфемизмами могут быть не только слова и выражения, употребляемые вместо синонимичных им слов и выражений, но и первичные метафорические наименования, когда негативно оцениваемый предмет или явление получает в качестве первого означающего слово или выражение, уже имеющее другое значение (например, «этническая чистка», «отмывать деньги», ср. фр. “blanchir de l’argent”, “laver de l’argent”).
В.И.Заботкина дает следующее определение эвфемизмов – «тропы, основанные на непрямом, вежливом, смягчающем слове или словосочетании, употребленном в прагматических целях (вежливость, деликатность, благопристойность)» [2. С.40]. Похожее определение эвфемизмов приводит А.М.Кацев: «эвфемизмы есть служащие цели смягчения косвенные наименования того, что в прямом обозначении неприемлемо с точки зрения принятых в обществе норм морали» [3. С.92]. Четкое, но вместе с тем, скорее, популярное, чем научное определение эвфемизмов, находим в авторском предисловии к словарю эвфемизмов Хью Росона: «мягкие, приемлемые иносказательные слова, используемые вместо грубых, неприятных или обидных» [4. С.З] – (перевод автора – Н.Т.). Эти определения представляются слишком широкими, не дающими четкого описания лингвистической сущности эвфемизмов, а такие понятия, как «нормы морали», «вежливость», «деликатность», «благопристойность» являются, на наш взгляд, слишком общими и недостаточными для точного научного определения.
А.А.Реформатский, напротив, дает очень узкое определение эвфемизмов, в котором они рассматриваются только как заменители табу: «эвфемизмы — это заменные, разрешенные слова, которые употребляются вместо запрещенных (табуированных)» [5. С. 105].
Некоторые лингвисты предпочитают рассматривать эвфемию не как отдельно взятое лингвистическое явление, а в аспекте другого, более широкого языкового феномена «мелиоризации». Так, Г.А.Макарова не включает в класс эвфемизмов табу (сферы сверхъестественного, религии) и ослабленные пейоративы (сферы сексуальных отношений, физиологических функций и т.п.). В результате эвфемизм как таковой получает достаточно узкое определение как «субституция стигматизированного, нежелательного, неприемлемого на нейтральное или положительное (сферы «смерть и болезни», «сексуальные отношения», «сильные эмоции», «умственные недостатки», «нравственные пороки», «бедствия и лишения», «непристойные занятия», «преступления», «тело», «некоторые физиологические функции») [6. С. 11, 12].
Приходится сталкиваться с тем, что иногда термином «эвфемизм» называют любой синоним чуть более мягкого действия и с более положительной (или хотя бы менее отрицательной) коннотацией, например «чернобыльская авария» вместо «чернобыльская катастрофа». На наш взгляд, «авария» – констатация факта, а «катастрофа» – оценка события, и первое обозначение является не эвфемизмом для второго, а обычным синонимом, так как для автора высказывания, вероятно, необходима только ссылка на сам факт события.
Ряд авторов относят к эвфемизмам криптолалию («тайноречие»), которая используется в речи военных и секретных служб с целью сохранить секретность информации, а также различного рода зашифровки и сокращения, которые часто используются в художественной литературе (например, «город N»). Данная точка зрения нами разделяется не полностью, поскольку эти сокращения чаще всего употребляются с целью избежания ненужной, лишней информации. Под «городом N» чаще всего имеется в виду «любой провинциальный город». Исключение составляют сокращения в литературной и повседневной речи, употребляемые для того, чтобы скрыть нежелательную информацию и избежать появления у читателя или собеседника отрицательного отношения к предмету сообщения (например, когда автор описывает события в каком-то конкретном городе).
Точно так же отсутствует единство в подходе к классификации эвфемизмов. Поскольку эвфемизмы представляют собой сложную и неоднородную лексическую систему, в теории языкознания известны многочисленные попытки классификации эвфемизмов по различным признакам. Так, например, Росон делит все эвфемизмы на два типа – позитивные и негативные. Позитивные преувеличивают и делают эвфемизируемые объекты значительнее, чем они есть на самом деле (например, англ. mental hospital вместо ‘madhouse’, рус. исправительное учреждение вместо «тюрьма»). Негативные эвфемизмы преуменьшают или принижают действительность. Эти эвфемизмы восходят к древности и имеют характер защиты (например, англичане называют сатану the deuce, а русские произносят чаще Господь, а не Бог) [4. С. 10-13].
Известны классификации по способу образования эвфемизмов. Например, Б.Купер выделяет такие приемы, как модификация, субституция, деформация, аббревиация, перевод и опущение [7. С.61-82]. С.Видлак предлагает простую систему классификации лингвистических средств образования эвфемизмов, состоящую из двух групп: формальную, включающую (1) фонетические и орфографические, (2) морфологические, (3) лексические и (4) структурные критерии; и семантическую, включающую метафорические и метонимические критерии [8. С.78-79].
Чаще других встречаются классификации по лексическим признакам. Например, Р.У.Холдер в своем словаре эвфемизмов выделяет 68 лексических групп [10. С.415]. Это еще раз подтверждает, что процесс эвфемизации достоен детального рассмотрения, поскольку ему подвергались и подвергаются почти все сферы человеческой жизни. Все авторы выделяют почти одни и те же (или во многом похожие) сферы употребления эвфемизмов. Это, прежде всего, такие области, как определенные профессии и разделение по половому признаку, негативные стороны в экономике и политике, военные действия, нравственные пороки, умственные недостатки, отрицательные черты характера человека, уголовные и административные наказания, смерть, возраст, межличностные отношения, сильные эмоции, болезни и физические недостатки, части тела человека, физиологические функции и др.
На наш взгляд, очень плодотворно изучение проблемы эвфемии в свете когнитивного подхода с точки зрения ее полевой организации и теории прототипов, поскольку эвфемистическая субституция основывается на целой системе лексико-стилистических приемов, подчиненных определенной цели высказывания. Изучение полевой организации эвфемии позволит избежать как излишне широкого, так и излишне узкого определения этого явления и выявить отношения между различными типами эвфемизмов.
Сущностью теории прототипов, выдвинутой американским психологом Э.Рош, является рассмотрение семантической категории в свете противопоставления «центр – периферия». Этот подход, по-видимому, достаточно адекватно передает характер отражения действительности в сознании человека и соответствует современным представлениям о специфике категоризации действительности в когнитивном пространстве. Теория прототипов исходит из представления о внутренней неоднородности категорий, существующих в сознании человека. Центром категории являются наиболее психологически выделенные объекты, которые носят название прототипов. Вокруг них группируются все остальные относящиеся к данной категории объекты, при этом согласно наличию или отсутствию важнейших категориальных признаков эти объекты располагаются ближе или соответственно дальше от центра [10, 11]. Эта гипотеза нашла свое подтверждение в ряде экспериментов Э.Рош и ее последователей, призванных установить структуру конкретных семантических категорий (таких, как «птица», «овощ», «дерево» и т.д.) у носителей различных языков.
Исходя из представлений о полевой организации эвфемии как определенной семантической категории, с целью избежать излишне широкого или узкого определения эвфемизма необходимо четко выделить классы этого лексического явления и дать четкое определение каждому классу, выделив классификационную доминанту и установив между всеми классами определенную систему взаимоотношений но принципу «центр – периферия».
Следует подчеркнуть, что в основе определения любого класса эвфемизмов должно сохраняться главное значение исходного термина. Термин «эвфемизм» происходит от греческого еu, что означает «хорошо» или «хорошо звучащий» и рhēmē – «речь» [4. С.З]. Греческое ɛʋ-φημυεω означает «говорить благоприятное, выражаться словами, имеющими хорошее предзнаменование; избегать всяких слов с дурным предзнаменованием, говорить хорошие радостные слова (особенно при жертвоприношениях и других богослужебных обрядах)» [12. С.387]. Пользуясь средствами современного научного языка, можно определить центральное значение термина как предпочтение лексики с нейтральной или положительной коннотацией и отказ от лексики с отрицательной коннотацией. Более детальное определение для всей совокупности эвфемизмов дать сложнее, так как эвфемия – явление очень неоднородное. Эвфемизмы различаются семантически, стилистически, а также по отношению к уровням языка (уровень слова, фразы и текста) и по способу образования. Соответственно их можно разделить на группы с более или менее четкими границами, выделив наиболее характерные лексические эвфемизмы, составляющие ядро этого поля, и менее подходящие под центральное определение эвфемизма лексико-стилистические средства, составляющие периферию.
Лингвистический анализ эвфемизмов позволяет распределить их по двум уровням организации лексики: уровню формы и уровню значения. Наиболее важным, на наш взгляд, является уровень значения, поскольку эвфемизмы, призванные завуалировать, главным образом, содержание понятия, оказываются устойчивей и эффективней в языке, чем эвфемизмы, основанные на завуалировании только звуковой формы.
Существенным критерием для классификации эвфемизмов является также степень их устойчивости в языковой системе, то есть продолжительность функционирования в качестве средства завуалирования. С этой точки зрения все эвфемизмы можно разделить на эвфемизмы языка и эвфемизмы дискурса. Дополнительным критерием является интенсивность мелиорации, что тесно связано с социостилистическими сферами употребления эвфемизмов и их прагматической направленностью.
Эвфемистическая субституция разнообразна по своим способам образования. Самые устойчивые в системе языка и действенные эвфемизмы основаны на использовании нейтрально или положительно окрашенной лексики благодаря наличию очевидной и вместе с тем второстепенной семантической связи с замещаемой лексической единицей. Сюда в первую очередь относятся уже утвердившиеся в языке лексические единицы и во вторую очередь – окказионализмы или эвфемизмы дискурса, многие из которых постепенно входят в общеупотребительную сферу языка и становятся его фактом.
Попытаемся дать определение самому характерному типу эвфемизмов и отделить его от других типов мелиоративных лексических единиц. Таким эвфемизмом-прототипом, с нашей точки зрения, является прагматически обусловленное средство языка, состоящее в обозначении стигматизированного понятия и/или понятия, не подлежащего прямому наименованию в некоторых ситуациях общения, и представляющее собой закрепленную в системе языка лексическую единицу, семантически не полностью совпадающую с исходным понятием. Таким образом, данное определение относится к эвфемизмам, призванным завуалировать не только и не столько форму, сколько содержание. Что же касается многих других субститутов, как, например, заимствований из иностранных языков, профессиональной и научной терминологии, некоторых фонетических субститутов инвективной лексики, значение которых по своему объему полностью совпадает со значением соответствующих прямых наименований, то они выполняют эвфемистическую, завуалирующую функцию только на уровне формы и относятся к периферийным средствам эвфемии.
Таким образом, к эвфемизмам первого ряда или эвфемизмам-прототипам, составляющим ядро данной лексической категории, можно отнести субституты-перифразы, иносказания, метафоры, метонимический перенос, у которых денотаты субститута и субституемого совпадают, а сигнификаты различны, например: портить воздух (атмосферу) – англ. break wind – фр. lacher ип vent; естественная надобность (потребность) – англ. call of nature – фр. les besoins; отмывать деньги – англ. white money – фр. blanchir de l’argent; active defense на самом деле является атакой; collateral damage – человеческими жертвами и т.д.
К эвфемизмам второго ряда мы относим приемы «сдержанность» и «замалчивание». Сюда относятся конструкции, в которых признается только часть истины. Так, вместо «полная» говорят не худенькая; вместо «бедный» – не богат; слабослышащий часто просто «глухой»; говоря о женщине she is expectant мы догадываемся, что она «в положении» (pregnant). Эта группа, а также и все последующие включают в себя как языковые эвфемизмы, так и эвфемизмы дискурса.
К эвфемизмам третьего ряда следует отнести субституты-гиперонимы. Этот инструмент эвфемизации базируется на процессе расширения значения. Е.И.Шейгал указывает, что, например, «для политических эвфемизмов характерна замена нежелательного обозначения более общим, отвлеченным наименованием» [13. С.47]. Как и В.И.Заботкина, он приходит к мысли, что абстрактность значения создает у адресата максимально неопределенное – или, по крайней мере, нейтральное – впечатление о денотате. Не случайно во многих видах дискурса распространено использование в эвфемистической функции слов широкой семантики, например: grass (ср. травка), объект (о военном заводе, полигоне), акция (вместо «протест, забастовка»).
Можно отодвигаться все дальше и дальше от прямой связи со словом-табу вплоть до того, что во многих случаях субституция уже заключается только в намеках и таких оборотах, как в английском языке you so-and-so/blankety-blank, somewhere, something, such-and-such, certain, they went all the way, he only wants one thing, в русском языке ax ты такой сякой, мне нужно выйти кой-куда, кое-куда сбегать, у них все произошло, ему одно нужно.
Ослабление семантической силы резких шокирующих слов, своего рода семантическое глушение, часто производится с помощью глаголов с широкой семантикой. В английском языке, например глагол do, может заменять целый ряд глаголов с более узким значением, а также во французском языке, где имеет место эвфемистическое употребление глагола faire или в русском языке глагола делать; их производные и выражения с ними также могут заменять менее «приличные» слова. Например, справить свои дела; бегает за женщинами, но до дела не доходит; фр. faire une montre (украсть часы), la faire a qn (обмануть кого-л.), fait (пьяный, готовый); англ. do time (отбывать тюремное заключение), do (down) (обманывать), done for (банкрот) [7, 9,13].
Следующие ряды объединены по принципу эвфемизации на уровне формы. Этот принцип заключается в частичном (эвфемизмы инвективной, сниженной лексики) или полном (внутри- и внеязыковые заимствования) изменении звуковой оболочки стигматизированного понятия.
Таким образом, к четвертому ряду эвфемизмов относятся заимствования-субституты из иностранных языков и из профессиональной лексики. Они достаточно устойчивы для того, чтобы их можно было выделить в первую группу фонетических эвфемизмов, несмотря на то, что они составляют менее объемную часть всех лексических мелиоративных субститутов. Такие эвфемизмы в силу трудности их запоминания и произношения менее употребительны в языке. Особенно это касается иностранных заимствований. Для английского языка, например, основным языком-источником заимствований в целом, по мнению Заботкиной, продолжает оставаться французский. Словарь Холдера подтверждает это положение следующими примерами: brassiere (бюстгальтер), amour, liaison (любовная связь, интрига), au naturel (голый), sortie (военная вылазка). Французский язык, в свою очередь, для заимствования все чаще обращается к английскому языку, например: dealer (мелкий торговец наркотиками), pills (таблетка ЛСД), flirter (флиртовать), W.C. [water closet] (уборная), blues (хандра), drink (спиртной напиток), crash (авария, посадка самолета на «брюхо»), être off (неработать) [13, 14]. Разница в значении этой лексики в языке-источнике и принимающем языке если и есть, то играет второстепенную роль.
К пятому ряду эвфемизмов, исходя из устойчивости и нейтрализующей силы, можно отнести такой фонетический прием, как аббревиация. Во многих контекстах слова, которые вызывают шок, более приемлемы, если они сокращены до одной – начальной – буквы, как, например, BS и SOB. Бывают случаи образования лексем-эвфемизмов от сокращений, например фр. estéeuse (s.t. ← strip-tease).
В шестом ряду объединены эвфемизмы из области инвективной лексики. Их можно даже, скорее, назвать не эвфемизмами, а вслед за Г.А.Макаровой, ослабленными пейоративами. Они в принципе не могут обладать значительной мелиоративной силой по причине их прагматической направленности нанести оскорбление, выразить негативное мнение о человеке или предмете. Это в меньшей степени касается инвективы, используемой для обозначения неодушевленных предметов. В данном случае прагматической установкой говорящего является чаще всего разрядка сильных эмоций. Замена и перестановка букв, а также изменение слова до едва узнаваемого облика являются инструментами образования эвфемизмов, свойственными именно этому ряду. Такая эвфемистическая субституция может быть проиллюстрирована примерами из различных языков: basket является эвфемизмом для bastard, русские вульгаризмы и матизмы заменяются такими словами, как едрена-матрена, едреный корень; франц. bigre и fichtre употребляются вместо bougre и foutre, англ. beggar вместо bugger и bleeding вместо bloody. Даже если при замене или перестановке букв и возникает слово с другим значением, то это фонетическое сходство здесь случайно и речь здесь может идти об омонимии. Однако это звуковое сходство позволяет произвести намек на стигматизированное понятие.
Если эти шесть уровней параллельно дополнить иерархией по степени мелиоризации, то нам представляется еще более сложная система.
Ослабленные пейоративы шестого уровня и вообще все эвфемизмы с отрицательной семантикой обладают наименьшим мелиоративным эффектом («сумасшедший» → ненормальный; «импотенция» → пол-шестого; блин; послать на три буквы). Они могут квалифицироваться как эвфемизмы I степени мелиорации. Эти лексические единицы сохраняют отрицательную оценку.
К эвфемизмам II степени мелиоризации относятся вполне употребительные в широком обществе эвфемизмы с нейтральной семантикой («ненормальный» → своеобразный, странный; «пожилой» → уже не мальчик; захотеть в одно место, об этом). Это, прежде всего, (но не единственно) эвфемизмы 2 – 3-го рядов, использующие слова с широкой семантикой, прием недомолвок или перифразы.
Эвфемизмам с положительной семантикой присуща III степень мелиоративного эффекта («пожилой возраст» → элегантный возраст, «нищий пьяница» → ведущий богемный образ жизни). В первую очередь к ним могут относиться эвфемизмы 1-го ряда.
В заключение следует сказать, что эвфемизмы, с одной стороны, необходимы в языке, и они играют положительную роль, когда рождаются из морально-этических потребностей общества, обычной людской обходительности. В этом случае они являются признаком культуры и воспитанности и способствуют успешной коммуникации. С другой стороны, употребляемые в других контекстах, они наносят вред языку, неоправданно растягивая звуковую оболочку знака, синонимический ряд, засоряя язык излишними иностранными заимствованиями, зачастую затрудняя понимание текста и даже вводя в заблуждение реципиентов, особенно когда они рождаются из стремления скрыть негативные явления на государственном уровне с целью манипулирования общественным сознанием.
Разумеется, сущность как положительного, так и отрицательного воздействия эвфемизмов одинакова, поскольку, по сути, большинство людей так или иначе стремится манипулировать сознанием других, руководить чужими поступками, поддерживать свой позитивный моральный имидж, и речь здесь идет, скорее, о масштабах, интенсивности и социальных последствиях эвфемизации, которую, как и всякое социальное явление, крайняя степень возводит в разряд абсурда.
В чисто лингвистическом аспекте эвфемия представляет собой непрерывный процесс номинации, заключающийся в построении синонимических рядов посредством замены одного означаемого на другое, и в изменениях структуры лексики языка посредством обмена и изменения значений слов. В основе этого процесса лежит то обстоятельство, что уровень эвфемистического потенциала слов или выражений обычно обратно пропорционален частотности их употребления: чем чаще слово или выражение используется в маскирующей функции, тем более оно теряет эту способность, поскольку постепенно приобретает нежелательные ассоциации. Следовательно, в процессе коммуникации постоянно возникает потребность создания новых эвфемистических наименований, что расширяет синонимический ряд слова и в целом меняет лексическую систему.
Таким образом, можно утверждать, что образование эвфемизмов является закономерным процессом развития языка.
ССЫЛКИ НА ЛИТЕРАТУРУ
- Большой Энциклопедический Словарь «Языкознание» / Под ред. В.Н.Ярцевой. – М.: Большая Российская энциклопедия. 1998.- 685 с.
- Заботкина В.И. Новая лексика современного английского языка. – М.: Высшая школа, 1989. – 84 с.
- Кацев А.М. Эвфемизмы в современном английском языке: Дис. … канд. филол. наук. – Л., 1977. – 169 с.
- Rawson Н. Introduction. On the FOP Index & Other Rules of Life in the Land of Euphemism // Dictionary of Euphemisms & Other Doubletalk. – New York, 1995. – P. 1-14.
- Реформатский А.А. Введение в языкознание. – М.: Изд-во «Аспект Пресс», 1999. – 150 с.
- Макарова Г.А. Способы и средства мелиоративной субституции в современном французском языке: Автореф. дис. … канд. филол. наук. – М., 1986. – 24 с.
- Cooper В. Euphemism and taboo of language with particular reference to Russian // Australian, Slavonic and East European studies. – Melbourne, 1993. – Vol. 7. – № 2. – P.61-82.
- Widlak S. Moyens euphemistiques en italien contemporain. – Krakov, 1975.- 175 p.
- Holder R.W. Dictionary of euphemisms. – Oxford: Oxford University Press, 1995. – 470 p.
- Rosh E. On the internal structure of the perceptual and semantic categories // Cognitive development and the acquisition of language. – N.Y., 1973. – P. 111-114.
- Греческо-русский словарь. – Кïевъ, 1894. – 1028 с.
- Родченко А.В. Средства эвфемии в современном испанском языке: Дис. … канд. филол. наук. – М., 1999. – 186 с.
- Шейгал Е.И. Эвфемия и ирония в политическом тексте // Филология. – 1997. – № 11. – С.47-49.
- Гак ВТ., Ганшина К.А. Новый французско-русский словарь. – М.: Изд-во «Русский язык», 1997. – 1195 с.
- Гринева Е.Ф., Громова Т.Н. Словарь разговорной лексики французского языка. – М.: Изд-во «Цитадель», 1997. – 638 с.